День рождения замечательного человека
В этот день, 4 сентября, родился Фёдор Петрович Гааз (1780 – 1853).
Его называют "святым доктором". Говорят также, что он был самым добрым человеком в российской истории. И, поскольку российская история полна парадоксов, наверное, не стоит удивляться, что самым добрым человеком в нашей преимущественно славянской и православной стране считается немец, католик Фридрих-Иосиф Гааз.
Фёдором Петровичем он стал в 1802 году, когда приехал жить и работать в Россию. В ту пору немцев к нам эмигрировало больше, чем сейчас наших граждан эмигрирует в Германию. Правда, у Гааза случай был особый: его убедил приехать сюда русский вельможа Репнин, которого Гааз в Германии вылечил от трахомы.
На энергичного, умелого медика обратила внимание вдовствующая императрица, вдова Павла I Мария Фёдоровна, много сделавшая для развития русской бесплатной медицины. После того, как Гааз успешно поборол тяжелую инфекционную глазную болезнь в одном из госпиталей Москвы, Мария Фёдоровна назначает его главным врачом Павловской больницы. Фёдор Петрович принимает и у себя дома, и в больницах, и в приютах для бедных целые толпы больных. Всюду лечит бесплатно, постепенно назначается на всё более высокие посты.
Зависть и клевета сопутствовали ему непрерывно. Со своим прямым, бескомпромиссным характером он легко наживал себе врагов, особенно среди начальников.
Между прочим, Гааз был основателем кавказских курортов, где впоследствии ему поставили памятник. Во время двух экспедиций в 1809 и 1810 годах он изучил свойства кавказских минеральных вод и описал их. Эти работы Гааза считаются классическими.
В 1812 году он поступил в армию военным хирургом. С русскими войсками дошел до Парижа. Но, по-видимому крепко не поладив с армейским начальством, принял решение остаться в Германии. Однако вскоре почувствовал себя там неуютно, затосковал по России, с которой успел сродниться. Вернулся.
В России Гааза встретили с почетом. Его приглашали лечить членов императорской семьи, к нему ехали пациенты со всей страны. И, несмотря на то, что он много времени уделял бесплатной медицине и благотворительности, он помимо своего желания разбогател. У него появились два дома в Москве, суконная фабрика в пригороде.
Но в 1827 году, когда Фёдору Петровичу исполнилось 47 лет, он испытал тяжелый духовный кризис, результатом чего стала полная перемена всего образа жизни. В чем дело? Можно только гадать. Гааз был идеалистом в самом высоком, самом чистом смысле этого слова. Например, известно, что он много лет был влюблен в жену своего армейского товарища. Это была платоническая любовь. Армейский товарищ стал декабристом, угодил в Сибирь. Жена отправилась туда вслед за мужем. Гааз разлучился с обожаемой женщиной навсегда. Сам он так и не женился.
Есть свидетельство, что причиной кризиса стало посещение Гаазом московской пересыльной тюрьмы. Гааза потрясла картина открывшейся перед ним ужасающей обстановки русской тюрьмы того времени. Кризис был такой силы, что слабых людей доводит до самоубийства. Сильный характер помог Фёдору Петровичу преодолеть беду. Он избрал свой путь: "Если тебе очень плохо, найди того, кому еще хуже, и постарайся помочь".
А самыми обездоленными в России были заключенные, и отныне все свои силы, время, деньги Гааз тратил на "несчастных" – так он их называл. На одежду и еду, на тюремные лазареты и библиотеки, на мастерские и... на кандалы. Он сам их сконструировал, облегченные кандалы, которыми по его настоянию заменили "прут генерала Дибича". Прут Дибича – это железная палка, снабженная кольцами, в которые просовывались руки сразу восьми – десяти каторжан. Так, связкой они и должны были идти по этапу. Шагающие на пруте были ограничены в своих движениях и свободном отправлении своих естественных потребностей. Терпели в пути всевозможные мучения. На привалах лишены были нормального отдыха, им не было доступно единственное утешение несчастных – сон. Гааз громко протестовал против прута генерала Дибича, говоря, что "это орудие пытки, которое учит людей ненавидеть друг друга, учит не уважать чужие страдания, забывать любой стыд, учит словом и делом предаваться подлости". Таким страданиям подвергались осужденные за самые легкие преступления, а часто и невиновные. Например, помещик, купивший крепостных крестьян и не желающий тратиться на их перевозку в свои отдаленные поместья, отправлял их "по этапу" вместе с осужденными на каторгу преступниками. И люди так шли весь этап, иногда волоча за собой изнемогшего, полуживого товарища по несчастью.
У опасных преступников была привилегия: право на "персональные" цепи – ручные и ножные кандалы. Но и они были слишком тяжелыми – длиной до одного метра и весом до пяти с половиной фунтов. Фёдор Петрович сконструировал так называемые "цепи Гааза" длиной в три четверти метра и весом три фунта. Однажды, придя к Гаазу, его товарищ услышал непрекращающийся лязг цепей. Доктор, закованный в цепи, неутомимо шагал из угла в угол своей комнаты, считая шаги. Это он сам на себе проверял свое "изобретение", решив пройти в кандалах расстояние этапа.
Еженедельно на Воробьевых горах собиралась очередная партия осужденных на каторгу. Служили молебен – и двигались в скорбный путь. Близким разрешалось провожать их до подмосковной деревни, которая за это получила название Горенки. И каждую неделю "несчастных" пешком провожал Гааз. На прощание одаривал их конфетами и апельсинами.
– Ну что же вы этим голодным людям конфету суете! – говорили недоброжелатели. – Вы им лучше кусок хлеба дайте.
– Кусок хлеба им и другой подаст, а конфету и апельсин они уже никогда не увидят, – отвечал Фёдор Петрович.
Гааз добился, чтобы всех каторжан, проходящих через московские пересыльные тюрьмы, перековывали в "его" кандалы. Но этим не ограничился. Он добился полного освобождения от кандалов слабых и калек. Выступал против того, чтобы всем перегоняемым по этапу, даже женщинам, брили полголовы. Настоял на том, чтобы кольца кандалов были снабжены кожаной обшивкой. До этого массовыми явлениями были обморожения рук кандальников.
О том, как относились к нему сами преступники, хорошо говорит известный эпизод. Ночью, зимой, в лютый мороз доктор спешил на вызов – пешком по темным московским улицам. В переулке на него напали три грабителя и велели снять старую шубу. Доктор ответил: "Голубчики, я иду к больному. Если сейчас отдам вам шубу, то замерзну, не дойду. И больной пострадает. Хотите, проводите меня до его дома, я вам там шубу отдам". – Разбойники от его слов опешили: "Да кто ж ты такой?" – "Доктор Гааз". – Главарь разбойников крикнул остальным: "На колени! Это отец наш!" – и, сам упав на колени, взмолился: "Прости, батюшка, не признали в темноте! Давай, мы тебя проводим, чтобы другие лихие люди не обидели". Утверждают, что после этого случая нападавшие дали зарок больше не разбойничать. Один из них впоследствии стал истопником в больнице Гааза (она же – Полицейская), а двое других – санитарами.
Борьбу за права "несчастных" Гааз вел до конца своей жизни. Его терпели, по словам одного сановника, "как неизбежное зло". Над Гаазом смеялись, издевались, его травили. На него писали бесконечные доносы. Много лет над ним висело подлейшее, лживое обвинение в незаконной растрате на заключенных 1500 рублей казенных денег.
Один иностранец, познакомившись с доктором Гаазом, отозвался о нем так: "Идеи и образ жизни этого человека столь необычны для нашего времени, что он либо дурак, либо сумасшедший, либо святой!"
Как-то во время посещения Москвы в Бутырскую тюрьму с инспекцией явился сам император Николай I. Ему шепнули, что некоторые заключенные симулируют, а Гааз их покрывает. Николай стал выговаривать доктору, тот упал на колени. Император смутился: "Ну полно, Фёдор Петрович, я тебя прощаю". А тот ответил: "Не за себя прошу, а за таких-то и таких-то заключенных. Посмотрите, они слишком стары, чтобы отбывать наказание. Отпустите их на волю". Император был настолько растроган, что пятерых амнистировал.
У Гааза был верный глаз. Он сразу видел, что за человек перед ним. Но даже к закоренелым злодеям, убийцам он смело входил в камеру. Старался смягчить их душу, помочь, утешить. Он писал: "Профессия врача дает ему доступ не только к телу, но и к душе пациента. И постараться исцелить душу так же важно, как исцелить тело".
Когда любому человеку было плохо, он мог прийти к Гаазу. Большой, сильный, добрый доктор участливо склонялся к нему, внимательно смотрел в глаза: – Ну, что у тебя, голубчик? Не отчаивайся! Все будет хорошо!
Доктор Гааз жил при созданной им полицейской больнице в Малом Казенном переулке. Здесь он и умер 16 августа 1853 года. В 1909 году во дворе больницы был поставлен памятник Фёдору Петровичу. Автор памятника, знаменитый скульптор Андреев, отказался взять деньги за свою работу.
После смерти доктора в его квартире нашли только несколько старых телескопов – всё, что осталось из его имущества. Утомившись за день видом людских страданий, Гааз по ночам любил смотреть на звезды.
Гроб с телом доктора несли на руках до Введенского кладбища в Лефортово. Его провожала огромная толпа – двадцать тысяч человек. Московский генерал-губернатор граф Закревский послал сотню казаков под командованием ротмистра с приказанием "разогнать чернь". Но, подъехав к похоронной процессии, ротмистр, потрясенный видом искреннего горя простых людей, слез с лошади, приказал казакам возвращаться в казармы, а сам пешком пошел за гробом.
На центральной аллее Введенского (немецкого) кладбища стоит серый камень, на нем большой крест из красного гранита. Вокруг могилы – ограда из кандалов. Могила всегда в цветах. На памятнике выбиты знаменитые слова Федора Петровича Гааза, которым он сам следовал всю жизнь:
СПЕШИТЕ ДЕЛАТЬ ДОБРО!